Это верно, НО! при чём тут это?)
Если только считать беЗсмысленное стихослагательство упражнением для разогрева, чтобы потом когда-нибудь написать такой текст, который можно будет отнести к стихам.
"Холод, не пряча горло, выходит в город.
Смотрит в глаза полуобморочным прохожим.
Взгляд отвожу. Нет меня. Я всего лишь ёжик,
точно тебе говорю, пластилиноёжик
с дырочкой в правом боку. На меня наколот
яблоко-мир, что давно наводнили тени
смыслов, так и не нашедших свою эпоху.
Малопонятно? Ясно. Вообще-то, похер.
Тот, кто умеет гладко, пусть мягко стелет.
Что мне, игрушке? Иду себе в мир да с миром.
Может, толмач найдётся, что растолкует,
кто и зачем меня вылепил вот такую.
Снежные птицы, срываясь с веток, уходят в Ирий.
Острая недостаточность преходяща.
Но и переизбыток проходит тоже.
Мне ничего не нужно, я просто ёжик.
Город – моя трущоба, точнее, чаща.
Яблоко тянет к небу, к земле – пакеты
с плотью кровавой, с тёплыми пирогами.
Тянется шлейф парфюма: ветивер, пламя,
амбра, горячий мускус, неделя лета..."(с)
Как всё-таки приятно есть руками! -
об этом без стесненья говорю;
и жир ронять на книгу Мураками
(без разницы, Харуки или Рю).
Как радостно трудяге и Поэту,
певцу надежды, счастья и весны,
одной рукою в рот пихать котлету,
другую вытирая о штаны!
Приятно пальцы в кетчуп помакать и
с урчанием довольным облизать,
и простодушно высморкаться в скатерть,
беззлобно поминая чью-то мать,
стать добрым, непосредственным парнишкой,
запить обед бутылкой "Божоле"
и огласить окрестности отрыжкой,
достойной Эпикура и Рабле;
и - отрубиться от такой нагрузки,
чтоб отдохнули тело и душа... -
Нельзя! -
Супруга.
Угорь по-бургундски.
Дворецкий.
Пара вилок.
Три ножа.
У Сереги волосы рыжи, скулы худы,
он пришел воевать за правду в своем дому,
но ложится на землю, дрожащую от беды,
и по-русски ему земля говорит: "Приму".
Витька тоже повоевал, но потом ушел,
Воевал за других. Но когда допивает чай,
и за сердце хватается, падает грудью на стол,
то по-русски солнце ему говорит: "Прощай".
На разбомбленном кладбище тихо, закатный свет
на разбитый каменный лик ложится невдалеке.
Ни единого шороха - слышится только смерть,
и она говорит на родном, на родном языке.