По широким мостам... Но ведь мы все равно не успеем,
Этот ветер мешает, ведь мы заблудились в пути,
По безлюдным мостам, по широким и черным аллеям
Добежать хоть к рассвету, и остановить, и спасти.
Просыпаясь, дымит и вздыхает тревожно столица.
Окна призрачно светятся. Стынет дыханье в груди.
Отчего мне так страшно? Иль, может быть, все это снится,
Ничего нет в прошедшем и нет ничего впереди?
Море близко. Светает. Шаги уже меряют где - то.
Будто скошены ноги, я больше бежать не могу.
О, еще б хоть минуту! Но щелкнул курок пистолета.
Не могу... Все потеряно... Темная кровь на снегу.
Тишина, тишина. Поднимается солнце. Ни слова.
Тридцать градусов холода. Тускло сияет гранит.
И под черным вуалем у гроба стоит Гончарова,
Улыбается жалко и вдаль равнодушно глядит.
Соня, я специально написала "о теме" предвижу разногласия. О технической стороне в данном случае и спорить не буду, сразу увидела, что есть моменты, которые несколько портят впечатление.
О школьнике Коле Десятниченко, который в своём докладе в Бундестаге извинился за то, что на нашей земле погибли "невинные немцы" и их могилы не всегда хорошо содержатся, говорят много и все по-разному. В данном случае я просто разделяю точку зрения автора. Вот и всё.
Тань, ну согласись, что эта та самая тема, в которой не должны быть "моменты, которые несколько портят впечатление". Про школьника историю не слышала, но зачем автор спроецировал её на себя?
Автор не согласился с тем, что сказал в Бундестаге этот школьник и высказал свое мнение, в данном случае стихами. Техническая сторона стихотворения для меня на втором плане, это же не на конкурс написано, чтобы его разбирать построчно.
Чтобы об этом спорить, надо послушать это выступление. Здесь важнее разделяешь ты мнение автора или нет. Сколько людей считают также? А сколько согласны с Колей Десятниченко? И понимал ли он то, о чем говорил?
Можно пригладить стихотворение, подогнать, убрать инверсии, но это не должно менять его смысл и посыл, который в данном случае для меня важнее.
Иосиф и его братья,
сёстры его и жёны.
Дети его вне брака
в домах из жжёного
кирпича, ракушечника и дерева.
Иосиф и его демоны;
один – большой, зеленоватый, внутренний,
а второй поменьше, похож на нутрию,
заплывающую в сны Иосифа по весне.
Иосиф и его смех,
плач, шёпот его, палач невидимый.
Иосиф и его ланч с Овидием;
вечер у Клэр,
рандеву с Ягодой.
Иосиф в укусах своих химер
в Аиде врагов народа.
Внутренний демон когтями острыми
рвёт ему плечи, коленкою бьёт под дых.
Где вы, братья мои и сёстры?
– В газовых душевых.
Он проснется с криком. И, рядом сидя,
фараон его спросит: "Сын
мой возлюбленный, что ты такое видел?"
И Иосиф ответит: "Сны".
Я не знаю, что там идёт на парижских сценах
И чем себя тешат девочки в стиле Tiffany.
Знаю только, что наши мозги - по стенам,
Что стены - в наших мозгах,
Да, азиаты мы, да, скифы мы...
Я прошел свой путь от стенокладки до стенорезки -
Илиаду и Одиссею Авеля Окаянного.
Я знаю, что наши стены - хрупкие, как подвески
Королевы Анны, не дождавшейся Д'Артаньяна.
Я знаю, как тыловые макаки
Заливаются батальонными трелями.
Как сердце моё на набережной Макаровской
Бьётся навстречу тому, кто меня обстреливает.
И не надо мне - про "агрессию", про "гибридную", про "гражданку" -
Запихайте обратно ваши слова ротастые.
Я знаю, как бьётся сердце третьегодника Данко,
Сочиняющего на тему "Как я прошёл ротацию".
Как нарывает фурункулом, краснощёким бицепсом
Наше венозное, артериальное и по азимуту.
Братоубийцы, сестроубийцы, отцеубийцы, богоубийцы,
Левословные, православные,
Да, скифы мы, да, азиаты мы...
Если очень холодно, значит, водка - ласкова.
На иконах золото мёдом лечит глазоньки.
В пищеводе - Боженька, капли - ножки босые:
Родина-уродина, чудо-юдо Босхово.
Батя хлещет горькую, если очень пакостно,
Тараторя Господу: "Что поделать с паствою,
Коль она, болезная, в бесовщине месится?"
Рифмы Вени Дркина светятся на месяце.
Дальняя дороженька изогнулась креном вся.
Кто вас сделал немцами, марсиане хреновы?
Нам уже досталося - достаётся вам еще:
Все мы стали умными, дурачки Иванушки.
Все мы стали умными, хитрыми и мерзкими.
Смерть в машинке дьявольской - винтики немецкие,
Гаечки бельгийские, русские пожарища,
В пыточных-расстрелочных - братья и товарищи.
Были души - чистые, оказались - в саже все.
Я прошу вас, милые, Владушки и Сашеньки,
Я прошу и думаю - не о чем просить уже:
Оба вы схоронены во глубинах Китежа.
Полечу зигзицею - обернусь подлодкою,
Искромсаю пальчики на просфоры ломкие.
Я могу без ручечек и могу без ножечек,
В Библии закладкою служит острый ножичек.
Почки-селезёночки - лакомые ломтики:
Если очень голодно, значит, ешьте плоть Его,
Упивайтесь аленькой, с битыми корытами:
Родина-смородина - дурь эритроцитова.
Грейся кислой ржавчиной, если очень трепетно.
Водочка да кровушка - чистотелы времени.
Закопали девочку - Феникс взвился ластчочкой...
Если очень холодно, значит, водка - ласкова.
25 февраля 2018 г.
Женя Бильченко
Люблю я постмодернизм. И данное стихотворение хорошее, может даже - очень, но перегружено немного и композиция местами виснет, эдакая башлачёвщина. Это совсем не плохо, ну чуть-чуть не по мне. ИМХО, конечно.
