На ветхих небесах живой порез, они уже давно привыкли к боли,
они так ветхи, что почти не помнят, за что им дан такой тяжёлый крест.
Но вечный пилигрим старик-портной иссохшую шагреневую кожу
сдирает с плеч, сшивает осторожно, старательно орудуя иглой.
Изделие по выкройке и без – подобие солдатской портупеи
он это знает, знает, но имеет свой личный вековечный интерес.
Вскрыл лазер молний ветхий край небес и ливень жадно ринулся в прорехи,
я этот ливень чувствую сквозь веки, я этот ливень чувствую на вес
я пробую хлысты его на срез, у них совсем другая группа крови,
не та, что у меня на рукаве, не та, что на моей изнанке век.
А где-то там вдали хохочет голем и смотрит, как портной кроит ремни,
шагреневый клочок кроит и знает – солдатской портупеи для любви
не выйдет – потому что не бывает. Мой гойский Бог, портного сохрани.
Спаси его опять и сохрани.
