Лифт поднимается. Мягкий толчок - и вокруг ласточки слов разлетаются в радужных платьях. Первый этаж, он построен из мягких кроватей, плюшевых зайцев, тепла обнимающих рук.

Номер второй. На изогнутой лапе ночник светит осенним листом в корабли на плакатах. Здесь обучают затейливо жить по цитатам, взятым из мёртвых, разбитых на правила книг.

Третий этаж.  На рулетку  дорог  в казино мыльный пузырь опускают изящные пальцы. Если сыграть, есть опасность навек затеряться в пятнах вокзалов, а это уже не смешно.

Цифра четыре. А в лифте четыре стены прячут от взора кричащие стороны света. Новая мебель, машина, щелчок турникета. Бьются в истерике деньги, хотя не должны.

Пишут историю рода кресты в голубях. Тёплое счастье садится на плечи без страха. Пятый этаж. Здесь чиновники в русских рубахах спят под иконами, что рисовали с себя.

Вот и шестой. Оказалось, родная страна помнит о тех временах, где светлее и лучше. Яблоки падают в грядки, и мокрую тучу вновь, как мучение, воспринимает спина.

Семь. Чёрный тополь палит из рогатки в стекло белой, как волосы, тихой, как память, палаты. В вену по шлангу вливаются новые даты, новые встречи и книги (опять пронесло).

Восемь. Здесь просится в руки любой инструмент, только строптивые пальцы, бывает, немеют. Лестницы круче, а метры и зимы длиннее. Здесь отдают и не просят чего-то взамен.

Девять и десять. Выходят практически все. Это не значит, что лифт не поднимется выше. В здании этом свободно смещается крыша по траекториям чьих-то следов на росе.