…не перестрелки Палестины, не Рима нового дебют. Любовь и гений - совместимы, когда устанут или пьют. Ругаясь под одной аптекой или вдыхая дым кружал, любовь хотела – человека, а гений очень уважал кусочек льда, что мог подтаять, так прогибаясь под закон.
Простую боль.
Простую память.
И чтоб порезали лимон.
Но только песни отсвистели и был разделан визави, как гений пробовал постели, в которых не было любви. Сердечно, призрачно, барачно, за просто так и наугад. Потом курил на кухне мрачно, печатал что-то невпопад. А может это был ребёнок? Бумажный парусник. Комок. А вдруг он был настолько тонок, что и надеяться не мог на то, чтобы случиться дважды в подлампочной петле начал.
-
Любовь сказала бы – «однажды…»
А гений просто промолчал.
-
Не потому что было важно там что-то выделить одно. Любовь всегда многоэтажна… У гения есть только – дно. Ещё лимон и раскладушка где пара записей в тетрадь. И эта странная игрушка в себя не может проиграть… Не тренируя сбой на дальность, нутром не чувствуя помех, любовь играла в гениальность, а гений гробил… Всё и всех.
Нет, не хватает скудных терций… Вошло, а выйдет сквозь живот.
У суеты четыре сердца, в какое не стреляй – живёт. Лимон порезан. Дамы сыты. Чуть-чуть растрёпаны меха… Любовь и гений снова – квиты… всё остальное – потроха.
-
Не спорь.
Листай народ и лица… Не надо пачкать зря торшон. Ведь вряд ли гению родиться, когда у всех всё – «хорошо»… Как вянет это слово в скобках, как тянет сыростью… Ведь, да - они рождаются в подсобках… почти что мёртвые всегда.
Ведь гениев и идиотов, не взвесить на одних весах… какую ж странную работу себе избрали… в небесах.