Патриаршие, ночь, желтоглазый фонарь и скамейка под старою липой,
стоп-огни растворили в пруду киноварь, на углу кафеюшка затихла,
во дворах перепевы московских котов, тонкий месяц, повисший над крышей,
из подъезда – старушка,  несёт молоко для котов, чтоб орали потише. 
Здесь живут миражи из Булгаковских книг, вот и Воланд уселся напротив.
Может быть, это с Воландом схожий старик? Разрешите спросить, Вы не против?
Я чуть-чуть под шафе. Нет, я много не пил. У меня к вам лишь пара вопросов.
Здесь ночной ресторан, я хотел бы, Мессир, предложить вам бокал Кальвадоса.
Не хотите? Ну, ладно. И как вам Москва? На ваш взгляд много здесь изменилось?
Повернулся старик, загустели слова, как и кровь, что бежала по жилам. 
Низкий смех расколол каравай тишины, заспиралившись, время застыло.
Боже правый! Да это глаза сатаны! Это ж надо так вляпаться было!