Ильюшенька к своим двадцати пяти прослыл уже вполне оформившимся негодяем. Соседи по лестничной клетке его ненавидели, и, признаться, было за что. Когда муниципалитет ввел обязательную регистрацию домашних животных, он немедленно сообщил по «горячей линии», какое количество оных проживает в квартирах его соседей, описывая подробно масть, приблизительный вес и даже, представьте себе, цвет глаз. Наутро он с гаденькой ухмылкой поспешил выдавить из себя курящему на лестничной клетке соседу, что: «Уже сообщено, куда следует». Дальше шли серые будни, работа охранником в безликом офисе на окраине города. Денег, как всегда, не хватало. Жилось ему в однокомнатной конуре панельки старой, семидесятых годов серии, очень одиноко. Мать умерла 3 года тому назад. Личная жизнь не складывалась совсем. Колоссальное занудство и сочетание всех отрицательных человеческих черт и мертвого бы заставили подняться и уйти, о совместном проживании с лицами противоположного пола речь не могла идти в принципе. Животных он ненавидел, да и кормить их необходимо, ухаживать, а на это средств ему выделять было жалко. Спиртное употреблять не позволяло здоровье, а точнее – врожденная патология печени. Ильюшенька родился цвета грейпфрукта, с диагнозом «гемолитическая желтуха». Немного скрашивала убогое существование публикация стишат собственного сочинения на одном из литературных сайтов. Тематика была тоже, мягко говоря, незатейлива: Ленин-подлец, русские- неисправимые пьяницы, везде употребляется мат, который нужно приравнивать к хулиганству, и тотчас давать за него тюремный срок, в общем, всё в таком вот духе.. Отзывов, вестимо, на такое творчество охотников написать было немного, и «поэт», свирепея от непонимания другими собственной гениальности писал стихи с возрастающей по экспоненте злобой. Доставалось в них на орехи патриархам, мусульманам, председателям коммунистических партий других стран. Но читателей и отзывов отчего –то не прибавлялось все равно. Живо просёкши тренд, он стал писать пейзажную лирику, глупые и слащавые поделки про ёжиков, соловьев, зиму, ветер. Сразу же, будто из рога изобилия, посыпались восторженные отзывы таких же бездарей как он сам, и "поэт" в одночасье расцвёл. Все некомплиментарные отзывы и реплики с критикой, даже и самые безобидные тщательно вычищал, не забывая при этом жаловаться дежурному модератору на "оскорбления", "хулиганство", "виртуальный терроризм" и "происки клономаньяков". Очень скоро его "чёрный список" разбух неимоверно. Не забывал он и про ответные рецензии, строчил их как из пулемёта, неизменно снабжая в конце одними и теми же предложениями: "Очень понравилось, спасибо!" или: "Спасибо, очень понравилось!", на что-нибудь другое, очевидно, его фантазии не хватало. Один раз его стишки даже победили в какой-то номинации на зачуханном сетевом конкурсе "Байки Ума". Зело сим возгордившись, он стал писать всем в отзывах что: "его стихи многим нравятся и даже занимают места на конкурсах!" 
Работа в офисе приносила гроши, но стабильные и тут наш герой старался как мог, исправно докладывая нач отдела кадров, которому вменялось в обязанности «следить за порядком»,- кто опоздал, а кто нет, хоть бы дело касалось даже и пары минут, ревностно следил за тем , кто сколько за день выпил чашек кофе, и сколько раз выбегал на лестницу курить. За это его слушали крайне сосредоточенно, зарплату, правда, не повышали, но ему с головой хватало и участливого внимания со стороны тех, кто был старшим по должности. Он ощущал себя нужным обществу, и внушал себе, что только на таких, как он, и стоит наш мир. 
Любовница начперсонала Таня прекрасно знала про хобби охранника и рассказала про это своей подружке, работавшей старшим менеджером. Отсель сведения распостранилась по всей фирме, со скоростью очередного смертельного штамма, и вскоре Ильюшенка стал замечать недобрые улыбки сотрудников, чувствовать буравящие спину презрительные хохотки, правда, его это не сильно волновало. Всех русских он считал подлыми алкоголиками, укрывающими, по меньшей мере, два преступления каждый. Его черная дешевая, китайского пошива форменка на обитателей служебного здания наводила страх вперемешку с омерзением.
После наблюдения предновогоднего корпоратива с его веселыми шутками, смешными конкурсами, вином и танцами до упада, Ильюшенька, тщательно пересчитав все чайные ложки(может кто из сотрудников украл одну-две), направлялся к себе домой. 
Во дворе, забросанном смерзшимся снежком, слышался шум, совершенно нетипичный для третьего часа ночи. Какая-то залетная молодежь, похоже из 10-ых, 11-ых классов средней школы стайкой тусовалась около скамейки, распивая пиво и матерясь… «Так-так , что-то я их не припоминаю. С соседнего дома что-ль?» Ильюшенька подошел, полон намеренья сделать недорослям поучительное замечание.

-Эй вы, алкашня малая, хватит тут шуметь в нашем дворе. А то сейчас сообщу куда следует!

Будь он ну хоть чуточку умнее, то он бы уже после первой своей сказанной фразы заметил в зрачках одного, самого рослого из молодых оболтусов, проскочившую адскую искру.
Ожидая ответной реплики, Ильюшенька стал в свою любимую торжествующую позу, слегка выпятив объемистый и видимый даже под зимней курткой животик.

Незаметным движением самый высокий, и, по-видимому, самый старший выключил свой мобильник, в котором громко играл брэйкбит. "Dope on plastic"-было последней фразой, исторгнутой из динамика Нокии. В морозном воздухе повисла нехорошая пауза. Ильюшенька собрался быть назидательным до конца и до упора:

-И спорить со мной вам, мрази малолетние, не рекомендую! Иначе, будут предприняты меры!

В тишине было слышно, как кто-то прыснул со смеху, после поперхнувшись пивом...Прыжком пантеры один из подростков, что поменьше, покрыл расстояние между скамейкой и пузом под курткой, в сознание мгновенно вонзилась острая боль от заточки, шедшая наискосок от ребра и впивавшаяся в мозг.

-На тебе, сука.. Сообщай!

Кулак второго уже съездил по надбровной дуге, Ильюшенкин нос учуял вплотную обжигающий щеки снег детской площадки, а дальше в дело пошли ноги остальных, в тяжеленных мартенсах.. 

-Ну, гнида, давай, сообщай, чего ж ты не сообщаешь?! Может те мабилу дать позвонить? Сёдня сукам льготный тариф. Все звонки-бесплатно... Это акция!

В потухающей глазной картинке звенели где-то сбоку и сверху крики.
По черному холодному асфальту тянулся вишневый следок. Больше всего на свете сейчас ему хотелось одного-жить. «ЖИТЬ! ЖИТЬ!ЖИТЬ!» кричал каждый атом Ильюшенкиного эритроцита. 

Этой ночью в доме спали не все. Сосед с которого, благодаря деятельности ретивого охранника работники горсанэпиднадзора содрали штраф за проживание в квартире незарегистрированного пекинеса, молча наблюдал картину избиения. Докурив на тесном балкончике седьмого этажа синий «Галуаз», он лицезрел знакомую фигурку, извивающуюся на асфальте от боли , и похожую с высоты на жирную темную пиявку.

На двух бетонных ступенях, ведущих к подъезду, лежало вытянутое тело, одна рука подалась вперед, будто предлагая помощь кому-то, находящемуся в воображаемом бассейне, как если бы такой существовал прямо сразу за входной дверью. 
Через два часа труп обнаружила старая дворничиха баба Маша. Ее единственной реакцией на открытие была такова: перекрестившись, она плюнула в сторону и произнесла-«Убрался наконец-таки, парша вонючая.» Не любить соседушку у бабы Маши были все основания. Однажды летом он убил ее любимца- красавца сибирского кота, вольготно прогуливавшегося по карнизам и случайно забредшего к нему в квартиру. А утром торжественно вынес трупик рыжего великана и положил его бабе Маше под балкон первого этажа, где у той располагалась дарованная еще при тоталитарном режиме квартира. Об этом ей рассказала позже соседка, спешившая на работу и видевшая все происходящее воочию.
Дальше все было согласно экономической обстановке и заслугам покойного. «Кто заплатит за этого му…ака? Есть у него какие-то родственники?»-орал зав городским моргом, холодильные камеры которого были переполнены замерзшими бомжами, неизвестными утопленниками и перепившимися. Мирская жизнь "примерного гражданина" увенчалась получением вместо креста лишь жестяной белой таблички с крохотными циферками на грязноватой эмали нитрокраски.