Весенняя кошка – страшный зверь. Вполне невменяемый. Целеустремляет корму в верхние слои атмосферы и услаждает уши домочадцев мяукающей морзянкой. Сплошные непристойности порнографического характера. Без разбора на день и другие времена суток. Очень быстро начинаешь понимать чеховскую девочку, удавившую младенца. А ведь еще вчера была вполне приличным гражданином – бегала по стенам, талантливо теряла под диван мелкие необходимые предметы и яростно грызла руки, кормящие ее.

        На третий день я хочу умереть. Это светлое желание стабильно перемежается с позывами лишить хвостатую тварь ее мехового костюма вне всякой связи с унылым хобби таксидермиста. В предвкушении стать котоубийцей, осеняюсь догадкой. Атавистический организм воспринимает исходящие из кошки сигналы как прямую угрозу моему существованию в качестве разумного индивида, паникует и агрессирует. Привет из бездны подсознания. В итоге Муська выживает – я раб логики и здравого смысла. Пораженная толерантностью и широтой моей натуры, она обретает приют в звукоизолированном туалете, высланная туда за шкирку под бурные продолжительные комментарии некоторых гринписающих личностей.

        Новое местожительство кошки крайне неудобно для домочадцев в физиологическом плане. Домочадцы вынуждены справлять естественные потребности, атакуемые пароксизмом первобытной животной страсти, жаждущей забраться на ручки. Амбре внутри помещения тоже не шинель Коко, продолжим оставаться честными до конца. Секреты и ферменты. Или как они там называются, эти дивные кошачьи испарения. Чистый аммиак, прозрачный, как скупая слеза ветхозаветной комсомолки, которой я так никогда и не стала. В силу внутриполитических катаклизмов по распилу карты СССР вдоль точек и тире.

        Домочадцы, переведя дыхание, предлагают начинять развратную скотинку кошачьим бромом. Встаю на дыбы, пучу капюшон и читаю многочасовую лекцию о вреде либидоподавителей для растущего организма. Домочадцы слушают плохо. Чешутся в разных местах и, вообще, не уважают. Лектор срывается с цепи. С криками «злые вы, уйду я от вас» полтора часа молчит в углу. Добывает игрушечные диаманты из престарелой «нокии». Сопит.

        Смеркается. За круглым столом квадратной формы восседает новая версия решения аксиомы, естественная – пусть, дескать, кошка плодится и размножатся на радость природе. Версия с негодованием летит в мусорную корзину. Берет верх проблема утопления котят в хорошие руки, а также брезгливого незнакомства с акушерским делом. Следуют слабые женские возражения, произрастающие на черноземной ниве жалости. Оппонент судорожно роется в оправданиях. В вечерний воздух красиво воспаряет феноменально лживый вопрос: «Где я тебе возьму кота?».

        Котов под окном столпотворение. На любой цвет и хвост. Один яйценосец импонирует особо – черный, толстый и лоснящийся, как откормленный кочегар. Когда он идет по двору, хочется то ли плакать, стоя на коленях, то ли запустить в него веником – настолько эта жирная скотина переполнена собственным достоинством. Не кот, а очередная реинкарнация Чингисхана, многие века пробивающего себе путь к человеческому обличию сквозь многочисленные формы инфузорий, червей и прочих членистоногих. Время от времени это чудовище останавливается под балконом, поднимает башку и телепатирует домочадцев наглыми абрикосами. Пытается внушить мысль о крайней недоразвитости нашего вида. До эталонной формы жизни – кота обыкновенного – нам, человекам, еще расти и расти. Очень презрительное существо, респект ему.

        Получасовой балконный кастинг в прах добивает ослабленную Муськой нервную систему. Побеждает логика в лице блох, паразитов и других кошачьих лишаев. Очень доходчиво. Домочадцы пугаются и отступают. Всякую гадость я умею живописать чрезвычайно образно. Вновь набирает силу библейское выражение про круги своя. Кошка уныло поет в местах общественного пользования.  Домочадцы грустят, жалеют кошку и рассказывают о паллиативах. Раб логики и здравого смысла кипит мозгами.

        Здравомыслящее предложение стерилизовать раз и навсегда не находит отклика. Зато находит громкое сопротивление. По ходу следствия проясняются интересные анатомические подробности. А именно: отсутствие у оппонента жизненно необходимого органа наподобие сердца. Попутно сообщается, что оппонент имеет антисоциальный характер, является заслуженной сволочью Всея Руси и дятлом. Назревает конфликт. Впрочем, оный быстро трансформируется в телячьи нежности благодаря крайнему пацифизму характеров воинствующих сторон. Перед сном заключается пакт о поиске кошачьего принца, взращённого в домашних условиях, умного и привитого. «Пусть будет рыженький, - умиляются домочадцы. – Хочу рыженьких котяток».

        А утром к кошке возвращается вся ее притягательная наглость. Не говоря ни слова, она принимается бегать по стенам, терять под диван мелкие необходимые предметы и яростно грызть руки, еще недавно предлагавшие лишить ее главной кошачьей сущности. Шкурки.