Удача улыбнулась Борецкому в лице Генки Разумихина. То есть, сам Генка, конечно же, не улыбнулся. Даже наоборот - сильно опечалился, заметив приближающегося липучку. Именно так и прозвали Борецкого в деревне — «липучка». За прилипчивость к соседям со всякими каверзными вопросами.

Вот и сейчас, примостившись на скамейку слева от Разумихина, Борецкий плотоядно взглянул на потенциальную жертву и приступил.

- Вот скажи мне, Геннадий, почему мы отмечаем свой день рождения с того момента, когда появляемся на свет? А что, разве нахождение в утробе матери -— не в счёт?

Взять к примеру тебя. Разве твоя жизнь в мамкином животе не началась с момента зачатия?

Тут надо сказать, что Генка и так-то не отличался повышенным интеллектом и сообразительностью, а в ответах на вопросы подобного рода — тем более.

Все мыслительные процессы, происходящие в голове Разумихина, отразились на его глазах. Они стали то сходиться к переносице, то разбегаться. Причём каждый норовил заглянуть на максимально приближенное ухо. Казалось, что воспоминания зашвыривают несчастного в то далёкое время, которое называется формированием плода.

Когда глазная свистопляска сошла на нет, в ход вступили руки. Генка стал ими судорожно гладить колени. Судя по засаленным потёртостям на стареньких брюках, думать ему приходилось довольно часто.

- А вот ещё, - не надеясь услышать хоть какой-нибудь вразумительный ответ, продолжил Борецкий, - наверняка ты слышал песню про «шумел камыш»?

- Да, - сглатывая слюну, обречённо вздохнул Генка.

- Отлично, - обрадовался интервьюер, - тогда я напомню тебе её куплеты. Встав в театральную позу и раскачиваясь из стороны в сторону, Борецкий затянул:

«Шумел камыш, деревья гнулись,
А ночка темная была.
Одна возлюбленная пара
Всю ночь гуляла до утра.

А если дома ругать будут,
То приходи опять сюда…
Она пришла: его там нету,
Его не будет никогда.

Она глаза платком закрыла
И громко плакать начала:
«Куда ж краса моя девалась?
Кому ж я счастье отдала?..»

Закончив петь и терпеливо дождавшись, когда от нахлынувших чувств Разумихин отревёт и просморкается в несвежий кусок простыни, заменяющий ему носовой платок, Борецкий вплотную придвинулся к Генке:

- Как ты сможешь объяснить мне данную несуразицу?

Ведь деревья в песне гнулись, не так ли?

- Да.

- Отлично! А, между прочим, по двенадцатибалльной шкале Бофорта, деревья гнутся в том случае, когда сила ветра достигает 17,1 м/сек. Чтоб тебе было понятно, это больше 60 км/час. Видел, как гоняет по деревне на своём мопеде Витька Потехин?

- Да, очень быстро.

- Вот. А это в три раза быстрей.

Видя, как жертва соцопроса напряглась, пытаясь осмыслить эту запредельную для человеческого понимания, скорость, Борецкий не стал дожидаться знаменитого вращения глазами, а торжественно предъявил главный козырь:

- Возлюбленная пара никак не могла гулять до утра! Героиня соврала. Жениха унесло в неизвестность тридцатитрёх-узловым ураганом.

Неспроста же автор признаётся: «Она пришла: его там нету, его не будет никогда».

Ничего не напоминает? Ну как же? Помнишь девочку Элли, которую смерч отнес в волшебную страну? Ты что, не читал в детстве «Волшебник Изумрудного города»?

Генка отрицательно замотал головой.

- Ну хорошо, Бог с ним, с камышом, - миролюбиво заключил Борецкий, крепко ухватив за брючный ремень попытавшегося ускользнуть Разумихина.

- Вот напоследок тебе задачка. К примеру, возьмём обычную соль, которая стоит у каждого на кухне. Она может быть возрастом от 7 тысяч до 15 миллионов лет. И это не предел. Почему же тогда срок годности на упаковке указан 2 года?

На Разумихина было страшно смотреть. Он безнадёжно опустился на скамейку, оставив все попытки сбежать от ненавистного мучителя. Нижняя челюсть упала на подбородок, глаза сошлись к переносице. И только руки, бесперебойно утюжа колени, выдавали в нём принадлежность к отряду Homo sapiens.