Глава первая.
Тетя Дима стояла посреди двора и вопила истошным голосом:
— Грыжка, чтоб ты сдох, мироед! Повесь бюстгальтер обратно!
Тетя Дима была еще совсем юной женщиной; только начавший пробиваться пушок на
ее щеках говорил о том, что она едва начала входить в период полового
созревания.
— Почем орем? – спросил, высунувшись из окна, тракторист-надомник Сильвестр
Медников.
– Да вот, Грыжка из семнадцатой опять мой бюстгальтер уволок. Сколько я его
ловила с поличным, а он все свое талдычит: «Я поиграть, я на время». Только
белье развесила, глядь – чего-то не хватает… Паразит! Верни что взял!
Тем временем довольный Грыжа сидел, спрятавшись в банке из-под маринованных
ананасов и радостно хихикал, прижимая к своей чахлой грудке украденный предмет
тетидимного белья.
Грыжке, разменявшему уже шестой десяток непонятно каким образом прожитых лет,
всегда доставляло удовольствие воровать чужое нижнее белье. Однажды он умыкнул
целый вагон нестиранных армейских кальсон, был пойман и прилюдно высечен на
Лобном месте лично товарищем Кагановичем.
Затем настали суровые времена, все нижнее белье было отдано в
татаро-монгольскую орду на пошив чехлов для юрт, Грыжа несколько поутих,
переключившись на выращивание и продажу тараканьей икры; но икра у Грыжи
получалась тухлая, противная на вкус, да еще озонировала так, что соседи, морщась
и зажимая носы, обходили Грыжину землянку за семь верст.
И тут всем повезло: Кутузов в жесточайшей битве на Чудском озере разбил
татаро-монгольскую орду, нижнее белье снова вернулось на Родину, а Грыжа опять
зажил весело и счастливо, подворовывая у соседей предметы их повседневного
вещевого обихода.
— Ааа, попался! Теперь не отвертишься! – тетя Дима вытащила Грыжу из банки и
позвонила в свисток.
Долго ждать не пришлось – участковый уполномоченный Герасим Мумудзе оперативно
прискакал на своем трехколесном велосипеде, а затем, спешившись и оглядев
происходящее, сурово произнес:
— Будем составлять протокол.
Герасим Тургеньевич Мумудзе числился добропорядочным гражданином. Росту в нем
насчитывалось два аршина и двенадцать вершков; могучий стан, облаченный в
милицейскую черкеску, украшенную аксельбантами и значками ГТО, производил
неизгладимое впечатление на окрестных дам, к пожеланиям которых лейтенант
Мумудзе всегда прислушивался.
— Фамилия?! – разложив бланк протокола на сидении велосипеда, грозно рявкнул
оперуполномоченный, обращаясь к Грыжке.
Грыжа от страха описался, но, стараясь произвести впечатление, протер подолом
майки пенсне, а затем интеллигентно пукнул.
— П… п… ц…ццц…
— Так и запишем, — Мумудзе окунул шариковую ручку в чернильницу, — «фамилия –
Пц». Имя?!
— Товарищ начальник! – взмолился Грыжа.
— Я вам не товарищ, гражданин преступник! – оборвал начавшиеся словоизлияния
участковый.
— Моя фамилия Л… л… ппп… ц…
— Лпц? А почему не ЛТП?
— Да врет он все, Герасим Тургеньевич! – не выдержала тетя Дима. – Это ж
известный похититель нижнего белья Грыжка Пипец. Специально облепился
маринованными ананасами, чтобы никто его не узнал.
— Грыжа Пипец? – всмотревшись в толстоносое лицо похитителя, уточнил
оперуполномоченный. – Опять титишник украл? А ну, отдай вещественное
доказательство! А сам – пошел вон!
Мумудзе отобрал у Грыжи бюстгальтер, поставил разложенца на четыре кости и,
примерившись, отвесил бельевому воришке мощный пинок аккурат чуть пониже спины.
Грыжа улетел в кусты, а участковый, закончив формальности и вернув украденное
имущество тете Диме, крутанул стартер велосипеда и галопом умчался восвояси, а
тетя Дима строевым шагом направилась к бельевым веревкам.
Тем временем Грыжа собрал в пакетик все свои семьдесят восемь зубов, выпавших
при падении, вылез из кустов и горько запричитал:
— Никому!.. Никому я здесь не нужен! Никто меня здесь не любит и не жалеет!
Уйду! Уйду в Каканаду. Я знаю, что есть такая страна, я видел картинки в
журнале «Юный натуралист»! И пусть всем вам будет плохо без меня!
И похититель нижнего белья отправился готовиться к отходу.
Личных вещей у него было немного: глобус, полтонны пустых тараканьих икринок,
подарочное издание речей Голды Меир, ржавый рейтарский шлем и коробок спичек. А
еще шестиметровый портрет Хрущева с автографом Бенвенуто Челлини.
Портрет Грыжа оставил, а все остальное аккуратно распихал по карманам своего
куцего пиджачка, дождался новолуния и смело, ежеминутно озираясь по сторонам,
отправился в дорогу.
Путь предстоял долгий, ведь, где находится Каканада, новоявленный Афанасий
Никитин абсолютно не знал. Грыжа не умел читать, а надежда на то, что глобус,
раскрученный вдоль своей оси, укажет нужное направление, не оправдалась.
Для начала, путешественник решил заглянуть в таверну, пропустить пару-тройку
недопитых кем-то из посетителей стаканчиков, поужинать из чужих тарелок, а потом,
на сытый желудок, двигаться дальше.
Межгалактическая таверна «Ларек» стояла на самой вершине Парнаса и когда-то
считалась очень элитным заведением: за ее столики пускали далеко не всех,
только избранные могли наслаждаться всем божественным великолепием «Ларька».
Говард Фридрихэнгельсович Уткин – владелец сего заведения – держал персонал в
строгости, Муз – в чистоте и добронравости, а Пегасов – сытыми и довольными
жизнью.
В те стародавние времена завсегдатаями таверны были известные и великие люди –
папа Карло-Маркс, Гомер, Лев, Константин и Алексей Толстые, академик Сеченов,
Пришвин, дорогой Леонид Ильич и многие-многие другие.
Но Говард вернулся в свою Галактику, заведение начало хиреть, Муз сменили
странные волосатые тетки, Пегасы разлетелись, шеф-повар бармен Петрович, забрав
официанток, уехал в Казань к маме, обивка стен, украшенная золотыми слитками и
бриллиантовыми россыпями, обветшала, повара разъехались по комсомольским путевкам,
и «Ларек» стал прибежищем всякого сброда. Хотя, будто по старой памяти, его
иногда посещал кто-нибудь из прежних гостей, но мимоходом, не задерживаясь
надолго.
А во избежание неприятностей, пивную ресторацию «крышевал» участковый Мумудзе,
который иногда подрабатывал в ней в качестве тапера.
Грыжу Пипеца в таверне не любили. Впрочем, его не любили нигде, но «Ларек»
остался, все-таки, демократичным предприятием общепита и похитителю нижнего
белья иногда удавалось там за кем-нибудь бесплатно доесть или допить.
В этот раз, наученный горьким опытом, Пипец потихоньку вполз в пивнушку,
спрятался под ближайший стол и огляделся.
«Ларек» был набит до отказа: всевозможные темные личности пили, ели, обсуждали
свои делишки, спорили, дрались, мирились, играли в карты, ругались неприличными
словами и вели себя самым неподобающим образом.
На эстраде какая-то тощая тетка, обвив ногами шест для стриптиза, исполняла
популярный романс «Еще раз о русских и русскоязычных». Но ее никто не слушал.
Проведя рекогносцировку, Грыжа обнаружил на краю одного из столиков заброшенную
тарелку с недоеденными малосольными гвоздями.
И только он хотел переползти к вожделенной тарелке, как чья-то рука мощным
рывком выдернула его из-под стола и водрузила на табурет.
Пипец привычно описался, закрыл глаза и приготовился к взбучке.
Но ударов не последовало. Вместо них Грыжа ощутил резкий запах пота, изюмной
водки, прогорклого сала и переваренной жаренной селедки.
– Ты кто? – раздалось над самым грыжином ухом.
Пипец открыл левый глаз. А затем правый. Хотел было приоткрыть центральный
шоколадный, но постеснялся.
И было от чего: перед новоявленным путешественником возвышалась гора мяса,
облаченная в форменную одежду кассира торгового центра «Haifa Mall». Гора имела
бычью голову с бульдожьей челюстью, широченные бедра, подпиравшие узкую талию,
крупнокалиберный зад, видавшую виды плоскую грудь и могучие ножища, обтянутые
армейскими галифе, плавно переходящими в кирзовые сапоги 58-го размера.
– Я – Грыжа! Великий Путешественник, между прочим! – гордо соврал Пипец, – а
кто ви?
– Я?! – удивилась бычья голова и закатилась громоподобным смехом.
Глава вторая.
Профессор Филипп Филиппович Преображенский экспериментировал не только с людьми
и собаками. Иногда участниками его медицинских изысканий становились земные
кролики, инопланетные свиньи и подводные гренландские киты.
И то ли Зинаида Прокофьевна не досмотрела, то ли Иван Арнольдович отсутствовал
на месте, но одна из подопытных свиней сбежала.
Тут свою роль сыграло то, что родом она была с планеты Жуидия Вселенной Мела
Брукса, да и вставленные ей яичники обезьяны сделали свое дело, в общем,
инопланетное парнокопытное частично начало превращаться в homo erectus.
А поскольку бегала она быстро, мелькая в разных уголках Земли, то очевидцы
оперативно прозвали ее «снежным человеком», «йети», «сасквочем» и «бигфутом».
Первый, кому удалось отловить свино-человека, был зоотехник
таганско-краснопресненского совхоза Н.М. Пржевальский. Николай Михайлович
установил специальный капкан, а в качестве приманки использовал ранее найденные
экскременты ловимого образца.
При ближайшем рассмотрении, свино-человек оказался самкой неопределенного пола,
глупой и наглой. И немой. Добрый Пржевальский выдал ей справку для получения
паспорта, а затем отвез в лабораторию института имени Семашко.
В институте самке вживили в зоб боцманский свисток, чтобы она хоть как-то могла
выражать свои мысли вслух.
Лаборант Дегтярев, не лишенный чувства юмора, заполняя реестр экспонатов, в
графе «имя объекта» написал «Полено», а в графе «описание», недолго думая,
отметил «maximus ass», что в переводе с иностранного языка означает «величайшая
жопа».
Но хитрая самка свино-человека убила лаборанта Дегтярева, забрызгав его кровью
заполненный реестр. Забрав окровавленный документ, убийца скрылась в
неизвестном направлении.
По случайному стечению обстоятельств, капля крови невинно убиенного лаборанта
попала как раз на слово «Полено», точнее на его первый слог «По».
И в Венерианском загсе, выдавая свино-человеку паспорт, так и написали «Лено
Максимусасс. 1957 г.р., продукт незавершенного зоотехнического эксперимента». Однако,
в отделе кадров Новосибирского зоопарка не обратили внимания на столь
загадочную национальность новообращенной Максимусасс, поставили полу-свинью на
довольствие, выдали ей под расписку игрушечный кассовый аппарат и поселили
рядом с шерстистыми бегемотами.
Бегемоты сразу невзлюбили Лено за вздорный характер. Тогда Максимусасс их убила
и съела, после чего сбежала из Зоопарка, ограбив по дороге будку «Союзпечати».
Где ее черти носили почти тридцать лет – неизвестно никому. Но, как все дороги
ведут в Рим, так и многие мутанты-вырожденцы, нет-нет, да и окажутся рано или
поздно в припарнассном «Ларьке».
…Отсмеявшись, Лено Максимусасс гордо рыгнула и представилась.
— Не слыхал… — растерялся Грыжа. Но тут же нашелся:
— Значит, у меня будет возможность узнать вас поближе. Такая достойная дама,
одна и без охраны… — сморозил Пипец очередную глупость.
Но Лено очень обрадовалась Грыжиным словам, ее совиные глазища потеплели, и она
почти ласково спросила:
— Есть хочешь?
Грыжа хотел. Очень хотел. Набравшись скромности, он вежливо ответил:
— Еще как хочу!
— Заказывай! – махнула волосатой рукой Лено.
— Официант! Гарсон! Человеек! Халдей! – радостно завизжал Пипец на весь
«Ларек», чем несказанно удивил не только посетителей, но и весь обслуживающий
персонал, поскольку все знали, что отважный похититель нижнего белья был
нищебродом, не способным оплатить даже кружку самого дешевого пива.
— Че надо? – подойдя к столику, хмуро спросил кельнер Паголенок.
— Неси меню! – Грыжа развалился на табуретке и нагло посмотрел в глаза
кельнера.
— А мне – макароны с тертым сыром по-харьковски! – потребовала Лено
Максимусасс.
— Так и запишем. – Паголенок достал блокнот. – Одно меню и одни макароны. Пить
что будете?
— Тащи карту вин! – нахохлившись, затребовал Пипец.
— Литр АИ 92 в графине и канистру с собой! – выпалила Лено, предвкушая вкусное
октановое число. – Только мяту добавлять не надо.
— Соусы, салаты, фрукты? – вяло-услужливо спросил кельнер.
— Майонезу. Ведро! – Грыжа решил удивить свою предстоящую сотрапезницу тонким
знанием гастрономических изысков.
— А я хочу консервированную икру мойвы. Из баночки. – вожделенно раздула ноздри
Максимусасс.
— Сколько икринок? – оживился Паголенок.
— Эх, гулять – так гулять! – громко топнула сапожищем Лено, – пусть будет две!
По «Ларьку» прокатился изумленный шепот: последний, кто отличился здесь
подобным расточительством, был канализационный морячок Витька Глюкман, однажды
заказавший в «Ларьке» порцию тертого чеснока в шоколадно-луковом соусе. Но, как
всем известно, сразу после этого Глюкман покончил в себя от расстройства чувств
и анальной асфиксии, а затем сбежал заграницу.
Страсти утихомирились, Паголенок принес Грыже – меню и карту вин, Лено –
макароны, бензин и заветные икринки.
— Рассказывай! – Максимусасс, изрядно глотнув из графина, посмотрела в сторону
Пипеца, с аппетитом уплетающего дерматиновый переплет перечня блюд.
— Моя заветная мечта – жить в Каканаде. – Ответил Грыжа набитым ртом. – Там у
них в квартирах есть балконы!
— А я хочу осесть в Засраиле, – тяжело вздохнула Лено, тряхнув пейсами, –
работать за кассой в каком-нибудь супермаркете. Мимо тебя ходят, деньги дают… А
ты сидишь и хамишь кому хочешь… Песня!
— Далеко ли твой Засраиль?
— Сама не знаю. Витас Беринг, которого я зарезала пилкой для ногтей, признался,
что туда нужно идти на Восток по дороге из желтого кирпича.
Грыжа подумал, пожевал страничку «Комплексные полдники», отпил майонезу из
ведра и предложил:
— А давай мы сначала найдем Каканаду, а потом я тебя провожу до Засраиля. Все ж
вдвоем веселей будет.
Лено Максимусасс посмотрела на Пипеца, прищурилась и, бурча животом, стала
подмаргивать глазами – это означало, что в ее черепе начался мыслительный
процесс.
— А давай! – согласилась она и, взяв Грыжу в охапку, засунула майонезоеда в
правый карман галифе…
