*

(монолог студента 80-х)

"Что уму представляется позором,

то сердцу сплошь красотой"

(Дмитрий Карамазов)

*

Да, мы психи, шизоиды и калеки!

Это неизлечимо, и это - НАВЕКИ!!!

*

Мне дышалось легко и просторно

оттого, что не влезла в мой дом

чересчур растяжимая норма

между совестью и умом.

*

Мы лишь голосу сердца внимали,

заглушая рассудок трезвый,

и таких, как мы, ненормальных

уж давно величают – Crazy.

Для таких, как мы, ненормальных

есть особые чуткие стены,

где заботы не тянут карманы,

и не в тягость режим постельный.

Я попал в заведение это, -

не сказал бы, чтоб было там плохо,

лишь постанывала где-то

тяжело больная эпоха…

Это было внутри пациента

на приеме у здравого смысла:

он поведал, как черная лента

над белесой завесой нависла;

вместо сердца, мол, старому скверу

запихнули железку в грудь,

а вчера, мол, последнюю веру

проводили в последний путь.

Я к нему подбегал в испуге,

я кричал ему:

                        старая сволочь!

Ты зачем так о старой подруге –

о депрессии своеволишь?

И, с надеждою напрочь ссорясь,

доверяя глаза потолку лишь,

ты зачем это здесь про совесть,

про любовь и про веру толкуешь?

И, как черти, по триста раз в сутки

в эпилепсии мысли колотятся,

разбиваясь о трезвость рассудка,

как о днище пустого колодца.

Расскажи, что творило с тобою

твое маниакальное время...

Ты так страшно похож на деревья,

умирающие СТОЯ...

В твою душу захлопнулась дверца,

запретив тебя гладить по шерсти...

Не пугайся!

                      Мне можно довериться, -

я такой же, как ты, сумасшедший.

Не внимая ни брани, ни лести,

ни морали, что вовсе заразна,

я приемлю безумие чести,

проклиная бесчестие разума.

Но куда ж ты

                        вдоль светлой панели

зашагал от меня, потемнев?..

Ты, наверное, не поверил,

не поверил, наверно, ты мне…

Я узнал старика

                            по небритым

очертаньям породистой масти, -

заторможенный,

                              без Маргариты,

это был, безусловно, Мастер.

Он ушел,

                 а за ним во след

(можно взвыть от таких видений!)

по скрипящим ступеням лет

поднимались знакомые тени…

Вот выходит из мрака былого,

в кулаке сжимая перчатки,

и не молвя уже ни слова,

лишь каретою бредящий Чацкий.

С ним идет где-то очень вблизи,

юный взор обреченно черен,

где давно уж не видно слезы,

с дневниками сарказма Печорин.

А вдали,

                может, мало мести,

или просто покоя ногам нет,

но бредет по династиям вместе

с привидением чести Гамлет.

И в толпе среди всех бедолаг,

террористов и просто разбойников

появился, гремя, в кандалах

с топором раздвоенья Раскольников.

Их, конечно, возглавил повстанчески,

воспаленные пряча под лоб глаза,

незапамятный предок Ламанчский –

параноик печального образа…

Лишь один эту банду отверг –

состраданья циничного полный,

незначительный человек,

человек, так сказать, Подпольный.

И над всем этим шествием,

                                               над

кукушиным гнездом пролетая, -

Ах, какая тоска,

                            Цинциннат!

Цинциннат,

                      тоска-то какая...

…Проходили другие многие, -

утомительная вереница! –

повторяются монологи...

Не пора ли уснуть и родиться

за чертой исторической вехи

и поведать с усмешкой калеки,

как в таком-то безумном веке

жил Такой-то Такойтович Некий…

Пусть кретины мечтают со временем

уравнять сверхнаучным диодом

параноика с шизофреником,

шизофреника с идиотом.

Нестандартных пустынь пилигримы,

променявшие рай на свободу,

не спешите проследовать мимо! –

заберите меня с собою.

Вечно странствующие в поисках

по безлюдным долинам времени,

возникая в поэмах, в повестях,

перепрыгнувших через премии.

Вы весь мир пропускаете с болью

через нервы, как через марли…

Заберите меня с собою!

Я такой же, как вы, ненормальный.

Словно глас вопиющей глуши, -

ахиллесова пятка разута! –

дорожа безрассудством души,

я пугаюсь бездушья рассудка.

И всегда

                под одной ценой

будет дорог -

                        в тысячу раз –

мне любой

                    ДУШЕВНОбольной,

чем любая

                   здоровая МРАЗЬ!

А теперь...

                   Проходите с богом!

Мне немного сказать осталось...

Долговязым,

                      изогнутым слогом

проступает немая старость…

Я в общественном транспорте еду.

Мне, наверно, сходить на третьей.

Уступаю место деду,

он похож на свое столетье…

Век двадцатый,

                            с дороги уставший,

так и быть уж,

                         присядь - поблаженствуй!

Как-никак,

                    ты меня постарше,

хоть такой же, как я,

сумасшедший.

.