"Иннокентий Анна чисто субъективно, конечно: она твой либо враг, либо м-р Найд. Хайд. Тётя Аня Да ради бога. я-то знаю, что Аглая это Джекил. Если у меня нет друзей, то я сама в этом виновата".
Привет, друг мой. Шо скажу-то? За то, что я враг тебе, котейка, канешно, насвистел, по причине той, шо иной раз бывает слеп, аки крот. Друг я тебе, дитя моё. Конечно, ровно в той пропорции, насколько можно быть другом в условиях тырнета. Мне не всё равно, что с тобою происходит, и этим всё сказано, я думаю. А вот за Хайда с Джекилом кота хоть в подхвостье целовай, до того он молодец, хорошую тему надыбал. Я аж прозрела, блин. Так вот, Аннушка, дитя моё, я, конечна ж, не твой Хайд. Я, дитя моё, свой собственный Хайд. Я ж и не думала, что настолько он силён окажеца. Когда я пропадаю надолго, это Джекил во мне Хайда душит.
Оно как всё? Агрессия в мире человеческом расплодилась выше крыши, и во многих человеках Хайды повылазили. Со мною вышло чисто, как в фильме ужасов, когда какая-нить там погань тварючая человека кусила, и он стал в такую ж погань постепенно превращаться. Типо, укусил вампир, и укушенный тож вампиром становится. Или вурдалак кусил, и человек тож стаёт вурдалаком. Вот и меня чей-то Хайд или Хайды (скорее во множественном числе правильно будет) кусанули, и во мне проснулся мой Хайд.
Гляди, что вышло: из другого человека тоже Хайд вылез, а я ж к Джекилу в нём привыкла. И мой Хайд кидаеца на другого Хайда, просто чтоб Джекила в том человеке вернуть. И вот допустим, что в каком-то определённом конкретном противоборстве сильней мой Хайд, об чём мне ведомо. Но другого Хайда убивать нельзя, потому что вместе с ним погибнет и его Джекил, по которому я так тоскую. Тогда начинает мой Джекил оттаскивать рассвирепевшего моего же Хайда. У Джекила сил всё меньше, у Хайда всё больше. Плохо это всё может закончица однажды. Ты знай: меня нет, значит, это Хайда в себе я давлю.
Теперь за тебя. Чой-то минорное какое-то возвращение. Как не в дугу что-то пошло. Дай мне слово, друг мой, что ты более никогда не будешь публично делица здесь сокровенными вещами. Интимные отношения они потому и называются интимными. Нехрен об них трубить на весь свет, не тот случай. Отпиши мне, всё ли верно поняла твоя тётя. Я тебе тогда ещё кой-чего скажу. Давай, друг мой, жду. Обнимаю.
Вот чёрт токмо тебя и разберёт, свет мой. "В бывшем вишнёвом саду" говоришь? Так ты может и есть Лопахин? Вот потому и прорываеца в тебе порою истино волчие? Что в тебе первичное будет, а что вторичное? То ты князь, голубая кровь, при шпаге и эполетах, и изъясняешься по княжески, то ты таким матом ругаешься, будто два срока отмотать успел и ведёшь себя чисто как раздолбай дворовый. Это уж точно, шо "было творенье прекрасным и гнусным".) Однако кто б ты ни был, а растёшь. Не знаю я и не ведаю, к добру это или же к худу, рост такой. Больно уж часто связывались мне эти слова с тобою: "Дорога без конца, Она когда-то выбрала тебя, Твои шаги, твою печаль и песню. Только вот идти по ней С каждым шагом всё больней, С каждой ночью всё светлее, С каждым словом всё смертельней, С каждой песней всё трудней".
Отчего так не поясню, бо не знаю как пояснить. Держи пять, свет мой.
Вот туточки, друг мой, точно видно, шо ты любишь Маяковского.) Как дела-то? Штормит, похоже, а тебе это и в радость. Ну и дай Бог, чтобы только в радость.
Де, де притаившийся? В забое? В шахте штоль?) От ты ловишь ритм, ни на одном сбое тебя не поймать.) А всёштаки не кусайся, "добрый серенький волчок". Думаешь, за добро не воздастся?)
Дорогой сэр, имею один вопросик: неужто вы взаправду сошли с дистанции и зевакою стали?) Ой, не верю.) Касаемо стиха: весьма, сэр, весьма, все пять звёздочек одним махом нажала.
Эвона, сэр, как сегодняшний денёк складываеца: у вас шо ни стих, так прям таки бальзамом мне на сердце ложится.) Премного благодарствую за эмоции, полученные от прочтения строчек ваших, сэр.
Друг мой Аннушка, кем-то тут уж было говорено, шо эти твои рассказы будто записки в дневнике личном. Мне самой так сдаёца, будто бы залезла ненароком в чью-то личную переписку, и неловко, и неудобно, шо подсмотрела. С другой стороны знаю я, шо ты, дитя моё, актёрствуешь, берёшь чего-то из действительности, да инкрустируешь вымыслом, а потом наоборот, в вымысел добавляешь настоящее. И хорошо, детонька, шо тебе пишеца, и шо оно это всё в тебе бродит, перемежаясь. Была б пустая, иль опустошённая, вот это было б хуже. А заполненность словом ли, любовью ли, игрою ли в любовь, это, друг мой, завсегда хорошо. И рада тётушка Аглая читать живые твои слова, и понимать, шо ты, детонька, живая, и сама себе ворожишь, сама себе путь прокладываешь к жизни и к радости.
