Здравствуйте! Здравствуйте, Крылатый Волк! И снова я прошу - а можно мне прочитать и это? Пожалуйста! Всё равно пока не отыскалась музыка для РА-Света. Да ещё, видно, и не время рассвета. Сейчас вот это время - час волка. Поэтому и музыку искать не надо. Она сама по себе возникла. И кажется это именно то, что нужно. Для меня, во всяком случае. Даже если Вы потом сделаете песню - ничего ведь, если я попробую прочитать? Лечусь я сейчас этим. Спасаюсь. И спросить хочу - а откуда Вы взяли "пепел Клааса"?! Нет, я знаю откуда, я о другом спрашиваю. Почему к Вам пришла эта строка? Я объясню сейчас. Понимаете, после вот того человека, который рассказал мне про музыку в гроте, - после него остались дневники. Он никогда не давал их читать. Он говорил: - Вот когда меня не станет, тогда можно будет. И вот у него там про Германию, про выезд на ПМЖ: - "Пепел Клааса стучит в моё сердце. Не прощу. Никогда не прощу". Я помню своё ощущение, когда взяла в руки его последнюю тетрадь и прочла эту запись. Мне стало не по себе от того, что многое в этом человеке, оказывается, было так глубоко запрятано. Ведь он сам когда-то разругался с младшими членами семьи, когда они заартачились и наотрез отказались ехать к немцам. А он молчал про пепел. Он наступил на себя. Он пытался их вытолкать в другую жизнь. Я вспомнила про пепел в тот момент, когда рассказала Вам о той литературной даме, которая ругает фашизм и без всяких угрызений совести принимает деньги за кровь убитых в войну евреев. И вот с того момента я всё время думала о дневниковой записи. О пепле Клааса. И когда я у Вас первую строчку прочитала - замерла. И спросила у Вас через монитор: - Откуда Вы знаете?!
Последние дни тяжёлые. Читайте между строк. Ожидание. Отвратительные прогнозы. Точно - час волка. Самое тёмное время. И вроде рассвет совсем рядом, вот-вот наступит. Но только наступает он не для всех. А у меня, вопреки всему - победы. И мне говорят: - Ну, вот же оно! Ну, посмотри же - вон кто тебя признаёт ровней! ___ И надо брать новую высоту. И я разгоняюсь, чтобы перепрыгнуть следующую планку. Но тут приходят другие мысли: - А зачем? Кому это надо, если, возможно, завтра или послезавтра, уже ничего не будет. И никого не будет.
Человек, оставивший дневники, много рассказывал о войне. Может, это совсем и некстати, но я хочу, чтобы что-то из этих рассказов осталось и у Вас. Пусть будет. На всякий случай. Эти рассказы - картины я вспоминаю каждый день. Они будто оживают. И мне от этого не по себе.
Скрипка. Отец ведёт мальчика к учителю на прослушивание. Лето. Июнь. В комнате старый скрипач и молодой - то ли сын, то ли племянник. Мальчика ставят на стул, заставляют хлопать в ладоши, проверяя наличие музыкального слуха. А ему хочется на улицу. Хочется играть в футбол с мальчишками. Наконец, старый скрипач говорит, что готов взять мальчика в ученики. Говорит, какую скрипку нужно купить и по каким дням приходить на занятия. Мальчику грустно. Уже на улице, по дороге домой, он говорит отцу, что совсем не хочет учиться играть на скрипке. Отец уговаривает: - Дурачок, ты даже не представляешь себе, как это здорово! Вот ты стоишь на сцене, а люди хлопают тебе, бросают тебе цветы! ___ А мальчик продолжает думать о том, насколько же ему всё это не нужно. На перекрёстке, возле столба с репродуктором, толпятся люди. - Тише. Выступает Молотов. Война! - это кто-то из толпы отвечает на вопрос отцу мальчика. - Ну, вот и всё, сынок. Война. Нужно идти покупать соль и спички, - вздыхает отец. А мальчик в этот момент испытывает прилив неимоверного счастья! Он понимает одно - ни о какой скрипке уже не может быть и речи!
Я помню, как он это рассказывал. Сокрушённо вздыхал: - И чего ж я, дурак, так радовался? А?
Волк Ангел, я не прощаюсь. Я сейчас прервусь ненадолго и ещё что-то Вам расскажу. Пока есть время.)
Здравствуйте!) Волк Ангел, спасибо. Мне очень хотелось этот стих прочитать. Если Вы считаете, что что-то получилось - мне радостно. И я сейчас Вам одну вещь скажу. Если вернуться к Войнич, откуда и был взят падре, то сначала для меня там основными были фурии. Вот это: «Знаете, – сказала Маргарита, когда он отложил книгу, – больше всего меня страшит в этой сцене то, что фурии «внутри пустые». Такой ужас даже нельзя вообразить. Не понимаю, как Шелли решился написать это. Каждый раз мне хочется забраться куда-нибудь в щель и спрятаться. Он повернулся к ней; его сияющие глаза казались огромными. – Но в этом все утешение. Неужели вам не понятно, что он хотел сказать? Ведь фурии только призраки и знают это, и оттого они так озлоблены». (с) Я боюсь фурий. Вот в чём правда. Всё-таки я ужасная трусиха. И если столкновение с ними неизбежно, я просто в этот момент стараюсь не думать о том, что я их боюсь. Зато Вам без них, похоже, скучно.) Если даже они безмолвствуют, Вы их специально за хвосты дёргаете для того, чтобы активизировать.) Так вот - только сейчас до меня начало доходить, что всё последнее время я только и делала, что пряталась, забившись в щель. Но ведь фурии действительно призраки? Значит, они ничего не могут мне сделать, так ведь? Слушайте, а может быть, это фурии на самом деле больше боятся меня, чем я их? Я это специально здесь написала. Я больше никуда отступать не буду. И прятаться не буду. Правда, не очень-то я и пряталась, честно говоря.) А для фурий это, очевидно, был побег. Это я к тому, что если им и кажется, что они владеют какой-то тайной и поэтому сильны, то ничем они не владеют! Я - это я. Даже когда надеваю собачью шкуру. И отнекиваться, и отказываться, когда спросят - а не вы ли это?, - я не буду. Это я о людях сейчас говорю, а не о фуриях. В общем, спасибо за кусочек храбрости.) Это я теперь пытаюсь "отсечь тягучее и липкое болото"(с). И "дышать сквозь жабры" (с). Простите за сумбур. Волк Ангел, ну Вы же поняли, что я сейчас написала?) Ещё раз - спасибо! Ваша Дэни.
Волк Ангел, ещё раз здравствуйте! А ведь замечательный стих у Вас получился. Мне очень(!) нравится. И меня ничуть не тошнит.) Это я увидела предыдущий отзыв и удивилась. А вообще - абсолютно всем нравится только стодолларовая купюра. Да Вы это и без меня знаете. Слушайте, попросить хочу. А отдадите мне его прочитать? У меня такая музыка есть! Я про неё весной вспомнила, отыскала, пофантазировала, что можно сделать - и всё. Потому что, то, для чего я её отыскала, нужно ещё написать. А не складывается. А Ваш стих уже написан. И музыка эта к нему идеально подходит. Я уже попробовала!) Как к себе домой.) Ну, что – разрешите? Я не говорю, что прямо завтра брошусь это делать. Нет, к сожалению. И послезавтра – нет. Но если у меня будет Ваше согласие, то я просто буду ждать благоприятного момента. И ещё «РА-Свет», если можно. Я на него уже очень давно смотрю.) Пожалуйста, разрешите мне! Я не испорчу, честное слово! P. S. Я всё получила. Большое спасибо. Постараюсь ответить как можно быстрее. И простите мне мою «пунктуальность».) Суматошные какие-то дни пошли, я ничего не успеваю. И я Вам ответила на Ваше «так ведь?» на моей странице. Посмотрите, пожалуйста. Ваша Д. Э.)
Уф.) На пародии всегда тяжело отклики писать.) Сразу себе представляю того автора, на стихи которого пародию сочинили. А вдруг это человек хрупкий, обидчивый? Вот он сидит, читает, как рецензенту пародия понравилась - и обидно ему до жути.) Сразу же вспоминается: " - Сэм Сэруэль! - Сэр Самуэль! - Ну, это всё равно. - Это вам всё равно, а мне неприятно!" (с)
В общем, Николай Юрьевич, сразу честно говорю - нашла я Ваши стихи на другом сайте. Спасибо, мне было интересно. Я туда буду заглядывать и читать. За "Врага" - отдельная благодарность.) Очень понравилось.
Аня, а я не знала, как лиственница выглядит. Сразу же после того, как Ваш рассказ прочитала, полезла в инет картинки смотреть. А потом попросила чтобы мне лиственницу вживую показали. А потом ещё училась их распознавать. Я не люблю, когда деревья губят просто так. И когда тополя пирамидальные уничтожают, чтобы пух не летел. На них распыляют с вертолётов какую-то дрянь. А у них потом верхушки засыхают, деревья стоят обезображенные, а после начинают медленно умирать. Правда, утверждают, что для этого есть серьёзная причина - аллергики. Мол, они очень сильно страдают от тополиного пуха. Мол, это вам тополиный пух - белые метели в июне, а люди мучаются, из дома выйти не могут... Видите, у Вас лиственница, у меня - умирающие тополя. Целая длинная аллея. Это тополя моего детства. По этой аллее я в школу ходила. И тополя уже были очень большие, высокие. А теперь, когда мы бываем в этом городе и мимо проезжаем - я отворачиваюсь. Не могу видеть их такими. Искалеченными и наполовину вырубленными.
Аня, Вы знаете такого сказочника – Александр Шаров? Он сейчас, кажется, совсем забыт. А у него дивная сказка есть – «Старик Мрамор и дедушка Пух». Знаете эту сказку? Я чуть-чуть перескажу, хорошо? Это сказка о двух мастерах, один из которых ваял из мрамора, а другой – из тополиного пуха. Они были друзьями и жили в одном доме. Люди восхищались стариком Мрамором за то, что его творения были прекрасны и нетленны, а Пуха называли старикашкой и смеялись – ну что хорошего можно сделать из пуха? Старик Мрамор всегда защищал друга от нападок. Он говорил: «Из пуха делают серебряные серёжки ив. И пыльцу, которая весной летит в лесу. И облака, приносящие дождь. И ту незримую ткань, которую пытались было соткать королю негодные портняжки, да только ославили короля на весь свет, - ту ткань, которую, если она есть на самом деле, ты чувствуешь, осторожно касаясь зелёного листа, и травинки, и руки ребёнка, и губ любимой». А люди говорили: - Пыльца, серёжки – ну, что это такое? Это же так недолговечно. А однажды, после особенно суровой зимы, в этом городе не зацвели деревья. И не стало тополиного пуха. И дедушка Пух заболел. А старик Мрамор, чтобы спасти его, предложил Пуху работать с камнем. Я полностью процитирую окончание сказки, потому что это так красиво Шаровым написано, что просто жалко портить пересказом! «В ту весну - люди запомнили её надолго - на ивах появились серёжки, сверкающие даже ярче, чем обычно, но такие тяжёлые, что ветки надламывались, падали в воду и зарывались в ил. И когда пришла пора куколкам превратиться в бабочек, они покрылись той самой незримой тканью, но, расправив радужные крылья, не смогли пробиться через эту ткань. Ведь она была каменная, а все знают, как прочен камень. И в гнёздах вывелись птенцы. Они были совсем как настоящие, даже взмахивали крылышками, но не могли подняться в воздух: ведь они были каменные, а все знают, как тяжёл камень. И осенью птицы не потянулись на юг. Только одна стайка лебедей сумела подняться в небо. Но птица за птицей отставали, садились среди зелёных парков, чтобы навеки застыть с распростёртыми мраморными крыльями. Их, каменных лебедей, и сейчас можно увидеть почти в каждом городе- неподвижных, грустно следящих за полётом живых птиц. Это была каменная весна, и она прошла. Но нельзя забывать, что она была. Уже давно люди не видели старика Мрамора и дедушку Пуха. Кто знает, где они, живы ли? Вероятно, живы. Появляются же, когда приходит срок, статуи, не подвластные ни злу, ни силам уничтожения, даже самому времени. И летит тополиный пух, и в гнёздах выводятся птенцы, куколки превращаются в бабочек, и трубят свою песню лебеди, которых, раз увидев, не забудешь до конца жизни.»
Аня, спасибо Вам за лиственницу. Вы заставили меня сопереживать. А это важно. Плохо, когда теряешь к этому способность.
Спасибо, Волк Ангел! Мне очень радостно, что мой стих послужил импульсом для Вашего. Хороший ответ у Вас получился. Он мне очень нравится! Как, впрочем, и всё остальное, что я читала у Вас.
Но, честно говоря, я поначалу растерялась от неожиданности. Ужасно захотелось упрятаться за фразу, которую я когда-то спёрла у одной литературной героини: «Данке. Дас ист цу филль». С одной стороны – благодарность, с другой – щитом прикрылась. Я думала, что возьму паузу на два – три дня, обмозгую всё это и отвечу по-человечески.) Но навалилась гора дел, требующих внимания, и я никак не могла выкроить время на ответ Вам. А потом возникла потребность сделать что-то именно для Вас. Я написала. История настоящая, верьте. Это мой Вам подарок.
В каком-то смысле это продолжение темы про лесника Антипыча. Это можно расшифровать так – если ты видишь кого-то Антипычем, то он для тебя им и будет. Его собственное отражение в твоих глазах не позволит ему вести себя по-другому. Или так: если в твоей жизни уже был Антипыч, ты всегда будешь его распознавать в ком-то другом, его напоминающем. Даже если ничего не понятно, даже если нет возможности рассмотреть поближе, даже если бежишь по болоту и уши от страха прижимаешь – всё равно веришь, что это Антипыч. Иначе и быть не может.
