Пора-не пора, да на всех подвалила парах
какая-то хмарь на правах приживалки. И страх -
мол, больше она не уйдёт - испоганил мне ночь,
но биться с тем было, что скуку в кастрюле толочь.

Висел дирижабль, по пояс застряв в проводах.
Огонь парковался в подъездах его, как удав.
Глотал заходивших и где-то с минуту урчал.
Потом загорался, чтоб строить сквозь линзы портал
меж мной в глубине дирижабля и той немотой,
что вскоре затопит сознанье египетской тьмой.

А голос всё глуше, и всё неподатливей стих.
Стих чайник, что ставил я в мыслях всегда на двоих.
Поем напоследок. Прощусь с героиней поэм.
Исчезну из писем, счетов, поисковых систем.
Вот только понять бы, чем дорог (так дорог!) мой дом?
Сосед-параноик, война квартирантов, содом…
Какое мне дело, что станет потом не со мной,
а с этой матрёшкой, покрытой земною корой?